Различные первоначальные формы заложничества (пиратство, работорговля, захват пленных, их выкуп и обмен) со временем, будучи оценены отдельными государствами или их группами как общественно опасные, были ими признаны как преступления.
Так, в Женевской конвенции относительно рабства в 1926 г. осужда-лись «всякие акты захвата, приобретения человека с целью продажи его или обмена». Первым правовым документом, в котором захват заложников (именно этим словосочетанием) назван преступным деянием, является Женевская конвенция «О предупреждении и наказания терро-ризма» 1937 г. В ней среди других деяний, относящихся к террористическим актам, назван и захват заложников. Кроме международных конвенций о борьбе с различными видами преступлений, включающих в себя, в том числе и захват заложников, совершаемых в мирное время, имеется ряд конвенций, запрещающих подобные преступления в военное время. Это Женевские конвенции о защите жертв войны 1949 г. в соответствии с которыми в числе других противоправных действий во время войны запрещается взятие заложников, а также Про-токолы к ним 1977 г. Большое количество международных документов, касающихся вопросов уголовного права, называют захват заложников преступным деянием, рассматривая его в составе тех или иных групп преступлений, в связи с необходимостью борьбы с которыми они приняты. Наиболее часто захват заложников наблюдался в составе терроризма, в связи с чем был признан одной из его форм. Во время работы Специального комитета по разработке международной конвенции о борьбе с захватом заложников полный запрет этих преступных действий являлся одной из наиболее твердо установившихся правовых норм, касающихся внутренних и международных конфликтов. Было очевидно, что если захват заложников представляет собой нарушение международ-ного права в военное время, то тем более необходимо его запрещение и в мирное время. Перед Специальным комитетом ООН стояла задача облечь в форму международной конвенции всеобщее осуждение актов захвата заложников и их последствий. 17 декабря 1979 г. Генеральная Ассамблея ООН приняла резолюцию, которой открыла для подписания и ратификации или присоединения Международную конвенцию о борьбе с захватом заложников. Бывший СССР присоединился к ней и 10 июля 1987 г. Президиум Верховного Совета СССР принял Указ «Об уголовной ответственности за захват заложников», а УК РСФСР был дополнен ст. 126.
Однако история правового регулирования уголовно-правовой борьбы с заложничеством более длительна. Уголовное законодательство Российской империи второй половины XIX - начала ХХ в., в частности, Уложение о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г. в редакции 1885 г. и Уголовное уложение 1903 г., в отличие от уголовно-правовых систем Германии, Голландии и некоторых других стран, не выделяло самостоятельного раздела или главы, где были бы сосредоточены нормы об ответственности за деяния, аналогичные тем, которые предусмотрены в гл. 24 разд. IХ УК 1996 г. (преступления против общественной безопасности).
Однако это не означает, что уголовное законодательство Российской империи не содержало ответственности за преступления, аналогичные тем, которые установлены в гл. 24 УК РФ. Уложение о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г. в ред. 1885 г. в различных разделах, главах и отделениях предусматривало достаточно большое число норм о деяниях, относимых в настоящее время к числу общеопасных преступлений[ ].
Последним в истории Российской империи фундаментальным законо-дательным актом в сфере уголовного права было Уголовное уложение от 22 марта 1903 г. Оно существенно отличалось от предыдущих законодательных актов не только по технико-юридическому изложению, но и по содержательной стороне. Уложение вводилось в действие постепенно по отдельным главам и даже по отдельным статьям. В нем также предусматривались отдельные нормы об общеопасных преступлениях.
Итак, уголовное законодательство Российской империи об ответственности за «общеопасные преступления» характеризовалось рядом признаков, позволяющих отграничить их от смежных преступлений. Это, во-первых, сложный объект посягательства, который включает в себя различные блага; во-вторых, особо опасный способ совершения преступления; в-третьих, неразрывная связь способа с объектом посягательства - создание опасности для неопределенного множества лиц. Вместе с тем при определении характера ущерба предпочтение отдавалось имущественным отношениям, и поэтому в основу ложился, прежде всего, вред, причиненный имущественным благам, а в качестве дополнительного учитывался вред, причиняемый личным благам потерпевших.
Уголовный кодекс РСФСР 1922 г., как первый кодифицированный уголовно-правовой акт Советского государства, предусмотрел специальную гл. 8 «Нарушение правил, охраняющих народное здравие, общественную безопасность и публичный порядок». В статьях данной главы Уголовного кодекса предусматривалась ответственность за следующие деяния: приготовление, хранение и сбыт ядовитых и сильнодействующих веществ лицами, не имеющими на то право; неизвещение подлежащих властей со стороны лиц, к тому обязанных, о случаях заразных болезней или падежа скота; неисполнение или нарушение при производстве строительных работ установленных законом или обязательным постановлением строительных, санитарных и проти-вопожарных правил; неисполнение или нарушение правил, установленных законом или обязательным постановлением для охраны порядка и безопасности движения по сухопутным, водным и воздушным путям сообщения; неисполнение законного распоряжения или требования находящегося на посту органа милиции, военного караула, а равно всяких других властей, призванных охранять общественную безопасность и спокойствие; хранение огнестрельного оружия без надлежащего разрешения; нарушение иных правил
Некоторые виды преступлений, посягающих на общую безопасность, предусматривались и в других главах Кодекса. В разд. 2 «О преступлениях против порядка управления» гл. 1 «Государственные преступления» устанавливалась ответственность за массовые беспорядки (ст. 75, 77); бандитизм (ст. 76); изготовление, приобретение, хранение или сбыт взрывчатых веществ или снарядов без соответственного разрешения, - если не доказана преступная цель учинения этих деяний (ст. 93); в разд. 5 гл. 5 «Иные посягательства на личность и ее достоинство» - за хулиганство (ст. 176); в гл. 6 «Имущественные преступления» в ст. 84, предусматривавшей ответственность за разбой, ч. 2 (то же преступление, совершенное группой лиц (бандитизм), за умышленное истребление или повреждение какого-либо имущества путем поджога, потопления или каким-либо другим общеопасным способом (ст. 197). Но как таковое понятие захвата заложников в этот период в законодательстве России не упоминалось.
Первое упоминание о таком виде преступлений появилось в россий-ском законодательстве в связи с терроризмом. В начале 80-х годов, когда процесс внутригосударственного законотворчества был напрямую связан с активизацией процесса развития международного уголовного права. В это время наиболее опасным преступлением, затрагивающим совместные интересы различных государств, становится терроризм, и поэтому к нему, прежде всего, обращается международное сообщество.
Первые попытки сформулировать понятие «терроризм» предпринимались на международных конференциях по унификации уголовного законодательства - III (Брюссель, 1930 г.) и IV (Париж, 1931 г.). Однако выработано оно было только в 1934 г. на V Мадридской конференции, где терроризм характеризовался как: «Применение какого-либо средства, способного терроризировать население, в целях уничтожения всякой социальной организации»[ ]. Женевская конвенция о предупреждении и наказании терроризма, подписанная 20 государствами 16 ноября 1937 г., определяла терроризм как: «Преступные действия, направленные против государства, цель или характер которых состоят в том, чтобы вызвать ужас у определенных лиц или среди населения» (ст. 1).
В послевоенные годы борьба с терроризмом осуществлялась не только в рамках регионального сотрудничества, но и с участием ООН. За 50 послевоенных лет было принято более 10 конвенций, прямо или косвенно затрагивающих различные аспекты борьбы с терроризмом, в том числе Европейская конвенция по борьбе с терроризмом 1977 г.[ ] Одними из последних международно-правовых актов являются Международная конвенция ООН от 15 декабря 1997 г. «О борьбе с бомбовым терроризмом» и Договор о сотрудничестве государств-участников Содружества Независимых Государств в борьбе с терроризмом, заключенный 4 июня 1999 г. в Минске. Следует отметить, что первоначально в соответствующих Конвенциях речь шла о международном терроризме, т.е. о преступлении, выходящем за пределы национальной юрисдикции и затрагивающем интересы нескольких государств. Однако в последующем предпринимаются попытки трактовки терроризма и как общеуголовного, внутреннего преступления. Так, в Европейской конвенции по борьбе с терроризмом 1977 г. в ст. 1 наряду с перечислением таких отдельных форм международного терроризма, как правонарушения, относящиеся к применению Конвенции по борьбе с преступным захватом летательных аппаратов, подписанной в Гааге 16 декабря 1970 г., правонарушения, относящиеся к применению Конвенции по борьбе с преступными актами, направленными против безопасности гражданской авиации, подписанной в Монреале 23 сентября 1971 г., тяжелые правонарушения, заключающиеся в покушении на жизнь, телесную целостность или свободу людей, имеющих право международной защиты, и правонарушения, содержащие захват заложни-ков или незаконное лишение свободы, в п. «д» упоминается о правонарушениях, содержащих использование бомб, гранат, ракет, автоматического огнестрельного оружия, бандеролей или посылок с опасными вложениями, соразмерно с тем, насколько подобное использование представляет опасность для людей, а также о попытках совершения одного из вышеуказанных правонарушений или участии в качестве сообщника лица, которое пытается совершить подобное правонарушение (п. «е»). Кроме того, как терроризм могут рассматриваться и действия, не указанные в ст. 1 Конвенции, но выражаю-щиеся в актах насилия, направленных против жизни, телесной целостности или свободы людей, и тяжелые акты против имущества, когда они создают коллективную опасность для людей (ст. 2).
Т.о., в российское уголовное законодательство норма о противодействии захвату заложника пришла из международного права , которое на протяжении ряда лет рассматривает захват заложников в качестве разновидности международного терроризма . Международная конвенция по борьбе с захватом заложников была одобрена 34-й сессией Генеральной Ассамблеи ООН и открыта для подписания государств 18 декабря 1979 г . Согласно ст. 1 Конвенции «любое лицо, которое захватывает или удерживает другое лицо и угрожает убить, нанести повреждения или продолжать удерживать другое лицо (здесь и далее именуемое «заложник») для того, чтобы заставить третью сторону, а именно государство, международную межправительственную органи-зацию, какое-либо физическое или юридическое лицо или группу лиц, со-вершить или воздержаться от совершения любого акта в качестве прямого или косвенного условия для освобождения заложников, совершает преступление захвата заложников по смыслу настоящей Конвенции
В литературе справедливо отмечается, что: «Появление в последние десятилетия и ежегодное увеличение числа таких общественно опасных преступлений, как захват заложника, похищение человека и незаконное лишение свободы вызвано коренными изменениями как в экономике страны, так и в психике людей, в их отношении к органам власти и, как следствие, к закону и праву. Эти изменения не могли произойти одновременно. Переход к новым экономическим отношениям сопровождается рядом факторов, оказывающих негативное воздействие на социальное самочувствие населения и криминологическую обстановку. ... В этих условиях проявление таких преступлений против личности и общественной безопасности, как захват заложника, похищение человека и незаконное лишение свободы, стало одним из общественно опасных способов разрешения противоречий, вызванных к жизни новыми обстоятельствами, характеризующимися экономической и политической нестабильностью и связанными с нею последствиями борьбы за существование» .
Естественно, что приведенные выше данные не раскрывают во всей полноте объективную картину состояния преступности, посягающей на личную свободу человека. Истинное состояние последней не всегда совпадает с тем, которое нам представлено в статистической отчетности. «Латентность этой категории преступлений обуславливается целым рядом причин, среди которых можно назвать неверие родственников в способность органов власти освободить похищенного или лишенного свободы, надежду добиться освобождения собственными силами, в том числе посредством обращения к услугам посредников либо преступных авторитетов, боязнь со стороны родственников исполнения угрозы похитителей убить похищенного в случаях обращения в органы власти и т.п. Нередко бывает и так, что сведения о похищении человека поступают после уплаты выкупа и возвращения невольника домой»[ ].
В части же несоответствия по статистике числа совершенных, рассматриваемых нами преступлений и количества лиц, выявленных как их совершивших можно указать следующее, что это свидетельствует о трудностях, связанных с раскрытием этих деяний . Преодоление последних лежит, прежде всего, в плоскости обеспечения правильной квалификации анализируемых нами преступлений за счет точного уяснения содержания составов похищения человека, незаконного лишения свободы, незаконного помещения в психиатрический стационар и захвата заложников, а также четкого разграничения их между собой.
Похищение человека, незаконное лишение свободы, незаконное помещение в психиатрический стационар и захват заложника по большому счету объединяет то, что, все они связаны с неправомерным принудительным физическим ограничением личной свободы потерпевшего. Вместе с тем, каждое из них само по себе конкретное самостоятельное преступление. Хотя основным непосредственным первых трех преступлений является личная свобода человека, жизнь и здоровье которого рассматриваются здесь в качестве факультативного объекта. В отличие от этого основной непосредственный объект захвата заложника – общественная безопасность в самом широком смысле, безопасность жизни и здоровья, свобода людей, оказавшихся в заложниках.
Правила законодательной техники требуют внимательного и взвешенного подхода при трансформации международно-правовых норм в национальное законодательство. В противном случае система внутреннего уголовного законодательства отвергнет новую норму и последняя с неизбежностью будет обречена на неприменение. Нечто подобное получилось и с нормой, предусматривающей уголовную ответственность за захват заложников. При криминализации захвата заложников были допущены следующие неточности. Во-первых, неправильно был определен родовой объект посягательства. Во-вторых, диспозиция ст. 126.1 буквально текстуально воспроизводила основные признаки захвата заложников как международного преступления. К тому же был применен принцип универсальности включения в национальное законодательство этой нормы, который выразился в ограничениях по применению нормы к субъекту, потерпевшему и территории. Последнее обстоятельство сразу же свело применение нормы практически к нулю .
Эта уголовно-правовая норма, как уже отмечалось, в связи с имею-щимся к ней примечанием не позволяет квалифицировать по этой норме действия граждан РФ по захвату или удержанию заложника, совершенные на территории РФ и в отношении граждан РФ. В связи с этим указанное примечание необоснованно сужает захват заложников как преступление международного характера, превращая его на территории РФ в деяние, наказуемое лишь в соответствии с национальным уголовным законодательством.
|
обратная связь
